Гражданское общество: современный концепт и перспективы его реализации в россии

Итак, в большинстве случаев в дискурсе империй при этом используется предикативно-описательный метод анализа бывших и настоящих империй, исходящий из перечисления основных «имперских» признаков с целью их последующего рассмотрения / критики. С точки зрения автора, концепты «гражданского общества» и «новых империй» вполне корреспондируются. Тем более, что на волне интереса к проблемам псевдопатриотизма эпохи «Путинской России» темы «империй» и «гражданского общества» вышли на уровень политической моды.

Негативное отношение к этому политическому феномену истории, безусловно, связано с итогами двух мировых войн, крушением империй «классического» типа, критикой «империализма» в идеологиях социализма в различных его вариациях. Немалую роль здесь сыграли и мифологемы неолиберализма (у т.н. «неоконов»).

Но не будем забывать, что в определенном смысле наличие у данного государства имперского устройства – это его историческая «судьба». А на смену империям классическим приходят «империи нового типа» (чтобы сохранить «национально-государственную идентичность»). И если попытаться отказаться от этой стратегии, то данная политическая конструкция попросту, потеряв уже концептологическую идентичность, перестанет существовать. А в современной цивилизации, чтобы государству выжить и быть конкурентным, оно должно основываться на развитом гражданском обществе, т.е. поддерживаться гражданами (хотя бы психологически). Но сами империи никуда не исчезают; меняется лишь их форма.

Современные «новые империи» (чье существование определяется феноменологически и подпадает под вышеперечисленный «черный список» черт – признаков) определяются редукционной формулой «ресурсы + историческая традиция / менталитет». Ресурсами при этом могут выступать факторы различного порядка: население, территория, научно-технический и технологический потенциал, ВС и ВМФ, наличие полезных ископаемых, внешнеполитическая «база», стратегические союзники/партнеры, геополитическое положение и пр.; а традиции (в первую очередь социокультурный менталитет) могут иметь более или менее продолжительную историческую перспективу.

Таким образом, «новые империи» – это не идеологический или аксиологический жупел, а реальность в условиях всемирной глобализации, интериориоризованная в социально-психологи­ческом и социальном менталитете соответствующего суперэтноса; та историческая данность, с которой человечеству существовать и в обозримом будущем. Гражданское же общество выступает тем фундаментом, на котором основывается любое современное государство, в том числе традиционно-исторически имеющее имперскую судьбу и историю. И «новые империи» здесь не исключение. А политическая мода приходит и уходит…

Глава третья «МОДУСЫ И АТРИБУЦИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА». В главе рассматриваются, на наш взгляд, малоосвещаемые и анализируемые ипостаси существования гражданского общества, а именно: атрибуции и способы его бытия. Предпринята попытка экстраполяции системы взаимодействия «автономия-федерализм» в рамках наличия федеративного государства на систему «гражданское общество – политическое государство». Это потребовало выяснения сущности современного понимания суверенитета и перспектив его исторической эволюции. Кроме того в главе проанализирован такой феномен, как гражданский капитал, в качестве ресурса становления самодостаточной фигуры гражданина. Впервые введена понятийная дихотомия «социальный – гражданский» капитал.

Параграф 3.1 «Автономизм и суверенизация гражданского общества: теория и практика федеративного государства»

Концепции суверенитета, автономизации гражданского общества и федерализма возникли в Европе вместе с современными государствами в Новое время. Они уцелели, потому что уцелело государство в качестве необходимой, на первый взгляд, основы политического порядка, т. е. сочетание управления в широком масштабе с относительной автономией на ограниченном, местном уровне. Учитывая реалии современного мира, активизирующие стремление к независимости и делающие автаркию, с одной стороны, трудносохранимой, а с другой – представляющей угрозу правам меньшинств, было бы, возможно, более разумным вести речь не об отсутствии альтернативы государству и его суверенитету в лице гражданского общества, а о степени федерализма и автономии самого государства от гражданского общества.

Суверенитет личности или гражданина понимается как право и возможность свободно располагать собой, вступать в самостоятельные отношения с др. политическими субъектами, руководствуясь собственными интересами и личной точкой зрения.

Более приемлемым и гибким инструментом регулирования политической жизнью является альтернативный принцип автономии в условиях федерализма и становления гражданского общества. Иными словами, подход с позиции «или суверенитет, или ничего» часто оказывается менее реалистичным и конструктивным, нежели вопрос о большей или меньшей автономии при федерализме. В современных условиях становится очевидным, что территориальные и этнические конфликты разумнее разрешать посредством принятия планов автономизации, чем путем создания микрогосударств (скорее, квазигосударств).

По нашей гипотезе, это понимание может быть экстраполировано и на систему взаимоотношений «политическое государство – гражданское общество».

В обыденном понимании автономия представляется как индивидуальная свобода действия, «самозаконие», ограниченное рамками дозволенного поведения. При рассмотрении понятия автономии гражданского общества существенным является и вопрос о единстве государства, его целостности. Не является ли наличие развитого гражданского общества угрозой суверенитету государственности? Не в том ли – а не в конспирологии – основная причина распада СССР?

Таким образом, мы попытались экстраполировать понимание соотношение «автономия – федерализм» на дихотомию «гражданское общество – политическое государство» с целью оттенить такой принцип гражданской жизни, как автономия. Для этого нам понадобился исторический экскурс в политическую мысль не только французского Просвещения (Б. Констан и др.), но и российской политико-правовой мысли начала ХХ в., когда перед ней стояли, в принципе, те же проблемы, что и сейчас. Получается, что функции автономизма и местного самоуправления/муниципалитета – принадлежность не политической власти государства, но гражданского общества, о чем писал еще Гегель. Более того, эта функция образует особую, автономную ветвь власти в обществе. Забвение этого принципа приводит к абсолютной бюрократизации общественной жизни и к режиму панполитизма. А вопрос об автономии гражданского общества в федеративном государстве и по сию пору остается открытым (впрочем, как и сама проблема «федеративных государств»).

В параграфе 3.2 «Социальный капитал как критерий гражданской жизни» отмечается, что ориентирами социальной/гражданской политики должны быть не столько денежный доход, деривативная экономика, сколько доступ к ресурсам и потенциям, власть над ними, позволяющая человеку изменить качество своей жизни, повысить свое благополучие и благосостояние. То есть происходят подвижки в направлении возрастания значения самовыражения, индивидуальной автономии и ответственности, роста благосостояния и качества жизни. Политики требуют от ученых построения научно обоснованных концепций развития, аргументации выбора направлений наиболее эффективного инвестирования как в краткосрочном периоде, так и в долгосрочной перспективе.

Социальный и человеческий капитал рассматриваются в данном контексте те не как самоцель, а как ресурсы и потенции, которые могут быть использованы для социального и экономического развития. Поэтому встает вопрос о решении амбивалентной проблемы – становление гражданского общества невозможно без сформированного социального капитала, а последний выступает необходимым условием развития гражданской жизни. Особое значение решение вышеперечисленных проблем имеет для России, находящейся в настоящее время в состоянии создания условий и предпосылок развития гражданского общества.

В широком смысле социальный капитал подразумевает институты, отношения, социальные связи, нормы и ценности, определяющие качество и количество социальных взаимодействий в обществе. К элементам социального капитала относят социальные нормы, духовные ценности, доверие, сотрудничество и так называемые социальные сети – совокупность общественных и неформальных объединений, интерперсональные связи (личные, семейные, деловые).

Гражданские ценности и нормы являются важнейшими регулятивами социальной деятельности. Нормы (от лат. norma – руководящее начало, правило, образец) в обществе означают правила социального поведения, ожидания и стандарты, запреты и регулятивы, регламентирующие социальную деятельность индивидов и социальных групп в соответствии с ценностями соответствующей политической культуры, укрепляющие стабильность и единство социальной системы общества. В социальной сфере, как и в любой другой общественной деятельности, тоже есть своя мера, т.е. разумный предел допустимого. Эта мера определяется интересами безопасности и стабильного развития общества. Гражданские нормы, разновидностью которых являются политические, представляют собой как бы «правила игры» в обществе.

Социальный/гражданский капитал оказывает обратное влияние на государство. Существующие формы социального капитала могут как способствовать, так и препятствовать реализации государственных программ и реформ. Отсутствие в России демократических традиций, доверия к власти и коррупция превратили приватизацию государственной собственности в начале 90-х гг. в фарс, а рыночные реформы привели к резкому социальному расслоению и обнищанию основной массы населения, нарушению прав человека и росту преступности. Российские реформаторы не учитывали и не учитывают фактор социального и гражданского капитала. Монетаризм и борьба со «спиралью инфляции» – вот лозунги современной российской «Реформации». Западные стандарты и институты не ложатся на российскую почву во многом по причине особых форм (или их отсутствия) социального/гражданского капитала. Поэтому при проведении реформ, с одной стороны, необходимо учитывать существующие формы социального капитала, а с другой – прилагать усилия по формированию и развитию «здорового» социального капитала гражданского общества.

Значит, социальный/гражданский капитал можно назвать многоцелевым фактором современного общественного развития. Такой подход открывает новые возможности для изучения социальной/гражданской политики, которая ориентируется, прежде всего, на решения местных проблем и больше других зависит от положения дел в конкретном регионе. Понятие социального капитала корреспондируется с концептом гражданского общества, причем для современных цивилизационных условий более применимо понятие «гражданского капитала», интегрирующего в себе категории и функции «человеческого», «образовательного», «информационного» и пр. капиталов. Все это – функции единого гражданского общества.

Глава четвертая «ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ГОСУДАРСТВО: «КАНАЛЫ» ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ». Здесь анализируются основные институты воздействия структур гражданского общества на политическое государство современной России – лоббизм и политические партии. На основе концептологического анализа данных феноменов автор экспертирует текущее законодательство и выдвигает возможные перспективы становления институтов лоббирования и партийной системы современной России, без чего невозможно оформление гражданского общества. С этой целью предпринята историческая этимология указанных феноменов. В качестве особенности политической системы РФ анализируется возможность когерентности явления «партии власти» и системы гражданских отношений.

Параграф 4.1. «Историческая апология лоббизма в контексте развития гражданского общества в РФ».

Наряду с партиями и работающим парламентом лоббизм – один из основных каналов воздействия сил гражданского общества на государство и политическую власть.

Легитимизация процесса лоббизма в РФ все более настойчиво предполагает его законодательное оформление. Альтернатива заключается не в том, быть или не быть в России лоббизму, а в том, каким ему быть: номенклатурным или легальным и демократичным политическим институтом, механизм, конкретные формы и методы которого будут подробно регламентированы.

Легитимация лоббизма создаст условия для стабильного политического развития России и становления гражданского общества. Потенциал для лоббирования создают правовые нормы (в том числе – и прежде всего – и конституционные), расширяющие возможности взаимодействия представителей граждан и их объединений с представителями органов власти, а также повышающие прозрачность / транспарентность деятельности власти.

При всей разности трактовок, тем не менее, есть «сердцевина» в понимании дефиниции лоббизма, пусть и формальном, но определении его сущности – воздействие на власть с целью повлиять на ее решения. Лоббизм предоставляет отдельным гражданам и группам граждан возможность косвенно участвовать в создании и подготовке правовых и политических решений, и это очень важно, поскольку большинство этих групп может не иметь отстаивающих их интересы представителей в парламенте и/или в органах исполнительной власти.

Генезис лоббизма как общественного и политического феномена включает два важных этапа. На первом этапе своего развития лоббизм существует как нелегитимное явление, но реально действующая практика. На втором этапе происходит легитимизация лоббизма и его последующее развитие в качестве одной из форм влияния сил гражданского общества на принятие политических решений. В первом случае речь идет о лоббизме как неформальном институте, а во втором – формальном.

При этом цивилизованный лоббизм – это явление, находящееся в правовом поле. Цивилизованный лоббизм определяется как легальная деятельность организованных групп в соответствии с существующими в обществе политико-правовыми нормами6.

Цивилизованное лоббирование – процесс отстаивания своих интересов политическими и корпоративными структурами гражданского общества в государственных кругах, основанный на взаимном уважении и признании интересов сторон; одна из форм общественного диалога/консенсуса.

Такие явления как коррупция, непотизм и т.п. не имеют к нему никакого отношения (конечно, при условиях его правовой кодификации и профессионализации). Более того, эти явления есть не проявление лоббизма (пусть даже «дикого»), а его отрицание. Другими словами, коррупция и иные внеправовые явления действуют там, где отсутствует по разным причинам (разрушен, невозможен) отлаженный и эффективный механизм лоббирования интересов гражданского общества. Цивилизованный лоббизм призван выполнять положительную общественную роль. Лоббизм осуществляет корректировку деятельности органов власти в соответствии с динамикой интересов важнейших гражданских групп и организаций, без чего невозможно демократическое общество.

Лоббизм способствует более полному выражению, согласованию и реализации групповых интересов и выступает в качестве инструмента самоорганизации гражданского общества, с помощью которого мобилизуется общественная поддержка или оппозиция какому-либо законопроекту, оказывается влияние на политику и давление на бюрократию.

При отсутствии законодательного регулирования лоббизма снижаются возможности общественного контроля над ним, устранения его негативных сторон. В этих условиях возрастают возможности развития коррупции и других внеправовых методов воздействия на органы государственной власти. Это препятствует удовлетворению социально значимых интересов и пропорциональному распределению ресурсов в обществе.

Параграф 4.2 «Перспективы лоббистского законодательства в современной России»

Практика свидетельствует, что развитие лоббизма включает в себя следующие процессы7:

- легитимизацию – признание законности лоббистской деятельности, формирование правовой базы ее регулирования;

- профессионализацию – появление на рынке специализированных фирм, предлагающих лоббистские услуги, образование в фирмах подразделений, специализирующихся на лоббистской деятельности;

- социализацию – органическое включение лоббистской деятельности в социальную жизнь; создание ее позитивного имиджа в обществе.

Причем без легитимизации невозможно нормальное развитие остальных процессов. А легитимизация, в свою очередь, немыслима без прямого вмешательства государства. Вмешательство должно заключаться, во-первых, в создании нормативной базы для лоббизма и, во-вторых, в создании определенных органов взаимодействия власти с бизнесом (общественные и экспертные советы, комитеты с ассоциированными членами от бизнеса и др. Наверное, нет другого выхода, как взять за основу этой реформы законодательный опыт стран с развитым институтом лоббизма.

В ситуации отсутствия развитого гражданского общества говорить о формировании независимого института цивилизованного лоббизма не приходиться. Любое соглашение между двумя сторонами (в нашем случае между обществом и государством) имеет смысл только тогда, когда каждая из сторон независима и представляет реальную силу.

Учитывая, что механизмы гражданского общества пока не имеют достаточного развития, группы интересов вынужденно обращаются к государству и его структурам, признавая, с одной стороны, их право на вмешательство в дела этих групп, с другой – возможность этих структур выступать в качестве независимых арбитров. В результате такого обращения к государству степень упорядоченности и урегулированности отношений гражданского общества к нему возрастает, происходит дальнейшая политизация групп интересов. Таким образом, именно лоббистская деятельность в современных российских условиях может стать тем фактором, который повлияет на формирование гражданского общества.

Институт лоббизма существует, несмотря на то, что зачастую он принимает теневые и откровенно криминальные формы функционирования. Приходится признать проблему отсутствия четкого законодательного регулирования лоббизма, а также необходимость развития институтов, ограничивающих лоббизм цивилизованными рамками, в том числе в связи с обозначенной выше степенью влияния данного института на формирование гражданского общества в России.

Основной причиной затягивания принятия закона о лоббизме в прошлом, было естественное отсутствие заинтересованности в ограничении теневых процессов легитимными рамками закона у наиболее значимых групп давления в современной России – крупного олигархического бизнеса и представителей высших эшелонов законодательной и исполнительной власти8.