Эволюция отношений государства и крупного бизнеса в республике корея

	38,2	32,6
SK	61,2	17,3
Hyundai Mobis	37,0	35,0

Источник: News world. 2004. December. P. 56

В седьмой главе исследуются взаимодействие государства и крупного бизнеса на восточноазиатском направлении. Среди региональных приоритетов на первом месте ставятся южнокорейские интересы в Северо-Восточной Азии (СВА), включая отношения с КНР и Японией, а также связи со странами - членами АСЕАН. Особое значение уделяется развитию отношений с КНДР.

Несмотря на колебания и попятные движения двусторонних отношений, следует ожидать, что в среднесрочной перспективе Южная Корея пойдет на подписание соглашения о свободной торговле (ССТ) с Японией. Это связано со стратегическими внешнеэкономическими интересами государства в целом и крупного южнокорейского бизнеса, в частности, крупных предпринимательских структур, которые делают ставку на развитие высокотехнологичных производств. Партнерство с Японией тем более значимо для южнокорейского бизнеса, что помимо всего прочего оно отвечает задачам экспансии на перспективном китайском направлении. Политика южнокорейского государства и чэболь в отношении Китая за полтора десятилетия показала свою эффективность, поскольку совместные усилия государства и крупного бизнеса позволили контролировать и корректировать процессы развития двусторонних экономических связей в сторону постоянного повышения их уровня. Быстрый рост двусторонней торговли после установления в 1992 г. дипломатических отношений в последнее пятилетие дополняется экспансией южнокорейского крупного бизнеса в Китай.

Хотя в Южной Корее реально осознается потенциальная угроза со стороны китайских конкурентов, однако преобладает стремление использовать процесс развития экономики КНР для подъема уровня своего бизнеса, задействуя китайские людские, материальные и научно-технические ресурсы и опираясь на свой опыт создания конкурентоспособных производств. Сотрудничество китайских и южнокорейских партнеров подразумевает кооперацию промышленного производства, координацию НИОКР, в том числе за счет расширения использования китайского научного потенциала в рамках совместных программ, согласование действий по стандартизации продукции в международных организациях. Решение двух последних задач предполагает участие государственных институтов двух стран в поддержке бизнеса.

Обобщая сказанное, следует подчеркнуть, что при взаимодействии с КНР расчет в Южной Корее строится на снижении угроз, связанных с деиндустриализацией экономики, за счет использования южнокорейским бизнесом возможности интегрироваться в китайскую хозяйственную систему и закрепления за собой значительных сегментов внутреннего рынка Китая, потребности которого обеспечиваются высокотехнологичными отраслями РК.

Южная Корея строит свою политику с учетом программ, принятых в 2003 г. высшими руководителями Республики Корея, КНР и Японии на о. Бали, которые предусматривают трехстороннее взаимодействие в области экономики, политики, обороны и культуры. В 2005 г. в треугольнике Сеул – Пекин - Токио обострились политические отношения. Однако в условиях кризиса проявилась цементирующая роль бизнеса трех стран, скрепляющего отношения в «треугольнике». Продолжающееся интенсивное развитие торгово-экономических, инвестиционных и научно-технических связей закладывает прочный фундамент будущих разносторонних отношений трех стран. Таким образом, хотя контуры экономического сотрудничества еще недостаточно определены, а институционализация регионального сотрудничества находится на начальной стадии, прослеживается заинтересованность южнокорейского государства и бизнеса в формировании правил и приоритетов зарождающихся в Северо-Восточной Азии (СВА) интеграционных процессов.

Республика Корея оказалась последней из состава «тройки» стран СВА, вступившей на путь прямых переговоров о заключении интеграционных соглашений со странами АСЕАН. Негативные процессы в экономиках стран ЮВА в середине 90-х годов оказались неожиданными для южнокорейских коммерческих структур, развернувших свою деятельность в регионе. Гигантомания, проявленная в этот период при осуществлении капиталовложений в странах АСЕАН такими чэболь, как Daewoo, Samsung, Hyundai, привела к нерациональному использованию инвестиционных ресурсов и образованию долгов, осложнивших положение южнокорейских чэболь в период кризиса 1997 - 98 гг. Отставание от Китая и Японии в создании договорной базы развития торгово-экономических связей с АСЕАН свидетельствует о дисбалансе во внешнеэкономической стратегии в пользу укрепления отношений с Японией и Китаем в ущерб юго-восточному направлению. Этот перекос южнокорейское государство и крупный бизнес активно преодолевают с начала 2000-х годов.

В ноябре 2004 г. была достигнута предварительная договоренность о заключении соглашения о свободной торговле с шестью членами АСЕАН: Брунеем, Индонезией, Малайзией, Сингапуром, Таиландом и Филиппинами. При этом на Индонезию, Малайзию, Сингапур и Таиланд приходится около 90% южнокорейского товарооборота с АСЕАН. Предполагается, что к 2009 г. будут сняты тарифные ограничения на торговлю 80% товарных групп. Что касается слаборазвитых индокитайских государств, то стороны договорились разработать меры, обеспечивающие проведение с ними торгово-экономических операций на условиях сохранения льготных преференций. Параллельно Сеул заключил двустороннее соглашение о свободной торговле с Сингапуром, вступившее в силу с июля 2005 г. Проявляющиеся колебания и неустойчивость проникновения южнокорейского крупного бизнеса в страны ЮВА отражают сохраняющийся дефицит необходимой правовой, информационной и организационной инфраструктуры, способствующей внешнеэкономической деятельности в регионе.

Экспансия крупного бизнеса представляет собой эффективный внешнеполитический инструмент Южной Кореи в отношениях с КНДР. Выдвижение на первый план в межкорейских отношениях реализации экономических проектов при участии чэболь представляется хорошо организованным и целенаправленно подготовленным продуктом взаимодействия государства и крупного частного бизнеса. Договоренность о строительстве промышленного парка в Кэсоне была достигнута между руководством группы Hyundai и северокорейским руководителем Ким Чен Иром. Уже сам по себе этот факт говорит об особенностях межкорейских экономических отношений. С одной стороны, их развитие готовится и направляется высшими государственными институтами двух стран. Однако с южнокорейской стороны влиятельными переговорщиками, а также непосредственными участниками реализации согласованных проектов выступают ведущие бизнес-группы.

Для Севера и Юга Кореи выгодно быстрое создание благоприятных условий для развития коммерческих связей, при волнообразном подключении разных частей КНДР к межкорейскому экономическому сотрудничеству и постепенном втягивании их в региональную кооперацию в рамках СВА. Именно такой подход просматривается в соглашениях, достигнутых на саммите в Пхеньяне в октябре 2007 г. Однако если взаимное сближение не получит импульс от глубинных перемен в КНДР, возможности создания единой экономики Кореи будут надолго подорваны. Учитывая непоследовательность политики КНДР, нельзя сколько-нибудь уверенно предсказать судьбу конкретных экономических проектов, в том числе реализуемых в Кэсоне. Однако следует отдать должное южнокорейскому государству и бизнесу: они проводят продуманную и взвешенную политику в отношении Северной Кореи. И эта политика имеет достаточно оснований стать результативной.

Проведенное исследование позволило сформулировать ряд принципиальных положений, которые выносятся автором на защиту:

1. Трансформация южнокорейской стратегии развития от следования жестким установкам, отвечающим корпоративистким предпочтениям, в пользу методов организации хозяйства, близким ордолиберальным принципам, показала глубину перемен, происходящих в современной южнокорейской экономике и находящих свое выражение в модификации механизма государственного регулирования, а также в изменениях, затрагивающих основы функционирования крупных коммерческих структур. В конечном итоге характер этих перемен подразумевает переход от регулирования экономических процессов на основе дирижизма к формированию конкурентного рыночного хозяйства.

Изначально опираясь на синтез адаптированных зарубежных (прежде всего японских) принципов корпоративного строительства и методов управления, присущих корейскому стилю руководства, чэболь при поддержке государства смогли стать органичной, т.е. отвечающей национальным политическим и социокультурным особенностям, эффективной моделью организации крупного бизнеса в развивающейся экономике на этапе ее индустриализации. Сложившиеся в Южной Корее на базе корпоративизма отношения государства и крупного бизнеса на первоначальной фазе роста (1960 – 80-е годы) обеспечивали сбалансированный учет стратегических интересов государства и частных коммерческих структур, динамичное укрепление промышленного потенциала, при поддержании минимально необходимого уровня развития социальной сферы. В этих условиях, при сохранении преобладающего влияния государства на решение стратегических вопросов экономического развития, одновременно происходило постепенное упрочение прав частного корпоративного капитала.

2. К середине 90-х годов потенциал, заложенный в принципах функционирования чэболь и подразумевающий систематическую их государственную поддержку, оказался исчерпан. Крупный бизнес под стимулирующим давлением правительства и последствий кризиса 1997 - 98 гг. вступил на путь реформ, предусматривавших отказ от привилегий и селективных льгот, типичных для корпоративистских отношений.

Дальнейшее развитие Республики Корея на базе укрепления рыночных отношений оказалось невозможным без избавления государственно-корпоративных отношений от черт, присущих корпоративизму, а также отказа от дирижизма в регулировании экономикой. Вместе с тем проведение южнокорейского варианта ордолиберальной политики не предусматривает ослабления позиций государства по всем направлениям, как и не «развертывает поход» против чэболь в угоду широко распространенным в обществе критическим настроениям. В одних случаях (деловая практика, инвестиции, внешнеэкономическая деятельность) сфера ответственности государства и крупного бизнеса концентрируется в разных, всего лишь пересекающихся плоскостях, в других (социальная политика, культура) - государственно-корпоративные отношения оказываются тесно переплетенными. В то же время меняется содержание институтов и механизмов проведения государственной социально-экономической политики, и постепенно происходят качественные изменения в крупном бизнесе. В сложившихся социально-экономических условиях основное внимание государства фокусируется на институциональных преобразованиях, нацеленных на укрепление основ конкурентной рыночной экономики.

3. Учет национальных особенностей при выборе стратегии экономической политики в современной Южной Корее не означает абсолютизацию прошлых успехов отечественного типа предпринимательства и проявление нетерпимости к внешнему влиянию. Напротив, проводимый с конца 1990-х экономический курс отталкивается от результатов, достигнутых в предшествующие десятилетия, но не ориентируется на консервацию прежних институтов и приоритетов. Так, неудачи преобразований начала 1990-х годов не привели к возвращению в какой-либо форме архаичных схем корпоративизма и реанимации идей дирижизма. Историческая память о проводимой в XIX веке политике экономической замкнутости и культурной изолированности от внешнего мира, приведшей к катастрофическим экономическим последствиям и, в конечном итоге, к потере независимости, заставляет правящую элиту связывать будущее страны с поиском оптимальных путей адаптации экономических и политических институтов к правилам и идеям, планку которым устанавливает мировой опыт. В этом - разительное отличие Южной Кореи от России, где влиятельные слои общества никак не могут избавиться от тяги к огосударствлению экономики, от патологического страха перед влиянием глобализации и «заимствованных на Западе идей».

Оценка происходящих в Республике Корея процессов показывает, что в условиях глобализации сохраняются реальные возможности для маневра: крупному бизнесу - для поиска устраивающих его путей модернизации и реструктуризации; государству – для сохранения возможности выбора концепции экономической политики. Чем и воспользовалась правящая элита, прагматичный расчет которой побудил ее обратиться к идеям ордолиберализма, отвечавшим на рубеже XXI века задачам конкретного этапа национального развития. Идеи эти воспринимаются не трафаретно, они не являются предметом пропагандистской кампании, а становятся теоретической базой принимаемых практических решений. В ходе сопоставления общих принципов «хозяйственного порядка» с южнокорейской практикой определяются конкретные подходы к модернизации государственных институтов и реформированию крупного бизнеса. В отношении крупного бизнеса государство в пореформенный период прибегало к административным методам давления там и тогда, когда действия чэболь противоречили взятым ими обязательствам и подрывали социально-экономическую стабильность и действия рыночного механизма.

4. Южнокорейский опыт подтверждает, что модификация государственно-корпоративных отношений и трансформация корпоративного сектора тесно сопряжены с переменами, происходящими в политической системе, в административной структуре, в правовой сфере, в области социальных отношений и культуры, а потому представляет собой длительный и в некоторых аспектах конфликтный для общества процесс.

В сфере политики правившие в пореформенный период президенты и их управленческие «команды» избежали соблазна обращения к директивным методам руководства как инструменту корректировки политического механизма. Слабость политических партий государство компенсирует не бюрократическим давлением на эти и прочие политические институты с целью выстраивания угодной правящему режиму политической среды, а за счет стремления неуклонно соблюдать букву и дух демократических принципов организации общества, обеспечения свободы средств массовой информации и усиления неправительственных организаций (НПО), на которые перекладывается часть функций контроля над крупным бизнесом и его отношениями с бюрократией.

5. Исследование показало исключительную важность подготовки государства к реформированию крупного бизнеса путем перестройки административной системы управления и необходимой корректировки кадровой политики. Южнокорейский опыт свидетельствует, что новые принципы государственного регулирования экономики могут быть успешно задействованы лишь при условии преодоления клановых и клиентельно-патронажных связей в бюрократической среде, повышения уровня подготовки, системы подбора и продвижения государственных управленцев.

Для российского бизнеса важно учесть новые тенденции в государственно-частном партнерстве, нашедшие свое выражение в социальной и культурной сфере. Патронажный характер социальных отношений меняется в 2000-е годы по мере перестройки деятельности чэболь в соответствии с принципами, отвечающими корпоративной социальной ответственности (КСО). Хотя масштабы принятия крупным бизнесом на вооружение КСО еще не велико, содержание социальных процессов (подразумевающих участие в них не только южнокорейского коммерческого сектора, но и центральных и местных органов власти, а также НПО) позволяет высказать предположение, что тенденция укрепления КСО будет продолжаться и способствовать формированию в обществе социально-политической стабильности.

6. Чэболь, лишившись прежней постоянной опеки со стороны правительства, меняют свою внутреннюю организацию и выстраивают новый механизм взаимодействия с государственными организациями и институтами гражданского общества посредством перестройки системы отношений собственности и управления, путем пересмотра характера связей с банковско-кредитными институтами и политики занятости. Если на первоначальном этапе посткризисных реформ (в 1998 - 99 гг.) перестройке чэболь в большей мере мешали груз наследия прошлого (проблема долгов, обязательства перед занятыми, бремя «неформальных» отношений с бюрократией) и субъективные факторы (сопротивление консервативной части собственников и менеджеров), то в 2000-е годы препятствия носят в основном объективный характер.